Заметил рабби Пинхас из Корец:
«Любой грех требует от человека каких-то усилий. Чтобы нарушить заповеди, надо куда-то пойти, что-то сказать, поднять ногу, согнуть руку. И только гордость не стоит ни копейки. Еврей уютно лежит у себя в кровати, и даже пальцем не пошевелит. И только сердце его шепчет: «Как я велик...» (c)

Мы видим, что даже после того, как евреи покинули Египет, фараон и его войско продолжали преследовать их. Это значит, что внутренняя несвобода, связь со страной рабства, продолжала существовать. Завершением Исхода можно считать тот момент, когда море расступилось перед евреями, а «клипа Египта» утонула в нем.
Но «рассечение моря» стало возможным лишь когда каждая из четырех партии обнаружила себя и стал заметен недостаток, который имелся в ее позиции. Наш исход повторяется в каждом поколении, и его успех зависит от того, насколько мы эти позиции исправим.

Молитва о себе
В народе такой еврей называется «цадик в шубе». Он видит, что мир несовершенен, что в нем часто отсутствует добро и святость. С таким миром наш «праведник» не желает иметь ничего общего. Он «бросается» в море мудрости, посвятив все время изучению Торы. Молитва тоже занимает в его жизни важное место. Но молится он по большей части о собственном духовном росте. Другие евреи? Не нужно отнимать у Всевышнего парнасу, Он сам о них позаботится...

Мицва через силу
Этот еврей признает, что душа его спустилась в наш мир, чтобы действовать в нем, меняя вещи в лучшую сторону. Таково призвание еврея, и, деваться некуда, его нужно осуществлять. Но человек из второй партии делает это нехотя, без радости, без напора жизненных сил. Так работает раб. Во всех движениях этого человека чувствуется отчаяние. Он не верит, что может исправить мир или даже себя самого. Да, в этом еврее есть «кабалат оль», принятие ярма небес. Но он забыл, что это лишь первая ступень в служении Всевышнему, А вторая, когда человек выполняет заповеди с радостью, у него еще не настала.

Иду на бой!
Более высокий уровень, когда еврей заявляет: «Не могу терпеть, что «войско фараона», т.е. нечистые оболочки, скрывают Б-жественную природу мира, и поэтому иду на бой!» В отличие от первых двух групп, этот еврей не поддается отчаянию. Напротив, он ощущает всю силу святости, и верит, что она может победить зло. Недостаток его в том, что он слишком увлекается войной, забывая, что на поле сражения даже победитель остается в убытке. И, решив воевать, не спрашивает, какова сейчас воля Творца, что думает об этих планах Моше-рабейну…

Не вмешиваться?!

Представитель четвертой группы заявляет, что у него нет своих планов или мнения. Он полностью уверен в доброй воле Всевышнего, полностью принимает ее на себя. Но дальше следует странный вывод: не
вмешиваться в то, как Всевышний управляет миром, ничего не делать, чтобы изменить дела в лучшую сторону. А ведь именно в этом заключается служение Творцу. Оно включает принятие ярма Небес, борьбу со злом, устранение своего «Я» перед его волей. И, наконец, серьезное и радостное служение Всевышнему, с полной отдачей сил.
(c) Из бесед Любавичского Ребе

Мецора

Большая часть недельной главы Мецора говорит о том что же делать если человек все таки пошёл на поводу йецер аРа (злого начала) и использовал силу человеческой речи для разрушения. Одна из составляющих частей процедуры по устранению разрушительных последствий лашон аРа - языка зла - это две живые птицы.

Раши говорит что причина по которой в качестве корбана в этом случае используется птица состоит в том, что птица поёт не особо вдумываясь о чём, когда и кому она поёт. В случае же человеческой речи такое бездумное пение недопустимо. Хорошо, допустим это объясняет зачем в качестве корбана нужна именно птица. Сфат Эмет задаёт такой вопрос: а зачем две птицы? Одна птица режется коэном и это может послужить исправлением за неправильно использование человеческой речи, но зачем нужна вторая птица?

На это вопрос отвечает книга Зоар. Одна птица нужна для того чтобы исправить лашон аРа - злоязычие, те слова которые вообще не нужно было произносить; а вторая птица нужна для того чтобы исправить те ситуации когда нужно было говорить хорошее, а человек молчал. (c)